.ВВЕДЕНИЕ

В настоящее время выражение "экологический императив" стало привычной формулой в дискуссиях на тему экологии. Почему это именно императив, а не, скажем, пожелание? Общеизвестно, что экологическая ситуация продолжает ухудшаться и прогнозы на будущее в основном пессимистичны. Проблемы экологии сейчас одни из самых обсуждаемых, по крайней мере, в развитых странах. Хотя осознаны как проблемы они были не так давно, в пределах века, и то только отдельными людьми. "Однако все эти изменения в системе "человек-природа" считались несущественными, несоизмеримыми с теми политическими, социальными, военными и религиозными проблемами, которые волновали людей"[1]. То, что о них заговорили на высшем уровне, а затем и вся общественность, скорее всего, является заслугой докладов, сделанных Римским клубом. Что-то в этих докладах было преувеличено, но основной целью участников Римского клуба было достучаться до сознания людей, убедить их в важности, глобальности возникших затруднений в жизни человечества, планеты. И это им удалось. "...Природа властно вторгается в "историю людей" и из ее фона превращается в активного соучастника исторического процесса"[2]. Теперь стало однозначно ясно, что современное общество дальше не может существовать старым способом, основанном на нещадной эксплуатации и уничтожении природных богатств. "Сейчас нельзя наращивать прежние структуры цивилизации, не расширяя сферу глобальных проблем"[3]. Теперь дискуссии идут по поводу того, что же конкретно должен изменить каждый человек и все общество в своей жизни, чтобы остановить дальнейшую деградацию биосферы. Ответ на этот вопрос, очевидно, будет зависеть от ответа на вопрос о причинах, породивших сегодняшнюю экологическую ситуацию. Основным признаком, отличающим нашу эпоху от всех предыдущих, принято считать современную технику, а потому ее же часто считают и причиной возможной экологической катастрофы. Но нельзя забывать, что техника была изобретена человеком, хотя и создается впечатление, что она стала автономной областью, развивающейся по собственным внутренним законам. И создана она была человеком для воздействия на природу. А посему без углубления в вопрос об отношении между человеком и природой здесь не обойтись. Этот вопрос и есть, собственно, предмет экологии. Экология изучает не только природу, но и человека, с одной стороны, как часть природы, а с другой - как противопоставляющего себя ей. Она изучает "окружающую среду" как дом человечества. "Экология - это знание о том доме, который мы не строили, но в котором нам тем не менее приходится жить"[4]. Но не всегда человек относился к природе как к дому. Можно даже сказать, что только сейчас мы приходим к пониманию этого факта. Основой сегодняшних взаимоотношений человека с природой является научное мировоззрение. Долгое время оно считалось единственно верным, авторитетным. Методы и основные установки науки не подвергались сомнению, "научное" было синонимом "истинного". А "научное" отношение к природе не располагает к тому, чтобы назвать ее домом. К тому же злополучная "виновница" экологического кризиса - техника - базируется на открытых наукой законах. В силу всего этого взоры наши сегодня обратились к науке, ее основаниям и догмам. Появились многочисленные попытки выработать новое мировоззрение, основанное на новой науке, "новой рациональности". В этой новой картине мира природа приобретает иной статус, чем раньше, отношение человека к ней должно измениться, что также должно отразиться в практике повседневной жизни. Таким образом, для преодоления экологического кризиса необходимо изменить миропонимание. Но это не всем кажется очевидным. Практические предложения по предотвращению возможной экологической катастрофы всегда исходят из определенных теоретических предпосылок, и при этом многие из авторов остаются в неведении относительно собственной принадлежности к тем способам мышления, которые и породили экологический кризис. Основное внимание ученых и общественных деятелей направлено на поиски новой безотходной техники, которая позволила бы ничего не менять, кроме технологии производства. Безусловно, важна "задача определения допустимых границ воздействия на природу, так как существование ее в качестве равновесной системы является непременным условием существования человечества"[5]. Академик Н.Н. Моисеев дает сходное определение "экологического императива": "Таким термином условимся определять совокупность тех ограничений в активной деятельности людей, нарушение которых уже в ближайшие десятилетия может обернуться для человечества самыми катастрофическими последствиями"[6]. Но определить эти границы преобразовательной деятельности человечества - не значит удержать человечество в этих границах. У того же академика Н.Н. Моисеева "экологический императив" немыслим без соответствующего "нравственного императива". Хотя ему уделяется как-то очень мало внимания. Подразумевается, что основные этические принципы уже давно известны, к ним следует добавить лишь принцип любви к природе и будущим поколениям, осознание планетарной общности человечества. Но как осуществить эту любовь к природе, в чем она должна выражаться? Этот вопрос является предметом обсуждения в различных концепциях "экологической этики", "этики благоговения перед жизнью" и других. Об этом пойдет речь и в настоящей работе.

"Обращение к философии как "технике" разрешения экологических сомнений предполагает, что философией извлекаются из нашего бытия и обозреваются предметы, которые иным образом извлечь и рассмотреть нельзя"[7]. Философия не может оставаться безразличной к какой бы то ни было стороне человеческого бытия, тем более к вопросу о судьбе человека перед лицом возможной общепланетарной катастрофы. "Хотя возможность эта абстрактно заложена в отрицании непосредственного единства человека с природой, которое и отличает первого от последней, все-таки реальной опасностью апокалипсис стал лишь в ХХ веке. Итак, философия экологического кризиса должна определить место этой опасности в пределах философии истории человеческой культуры"[8]. Философия не должна ни о чем умалчивать. По словам М. Хайдеггера, "...вопрошание есть благочестие мысли"[9].

Сейчас экологическая проблематика включает в себя самые разные вопросы из самых разных областей человеческой и природной жизни: от "экологии озера Байкал" до медицинской экологии... Появилось несколько экологических дисциплин: экология человека, социальная экология, глобальная экология и другие. Все это "проблематизирует содержание понятия "экология". Оно становится, казалось бы, универсальным, беспредметным. Но "беспредметность"...кажущаяся"[10], - так считает Ф.И. Гиренок. "Происходит стремительное расширение понимания предмета экологии как науки"[11], - отмечают авторы учебного пособия "Философия природы: коэволюционная стратегия". Они делают попытку разграничить эти дисциплины, выделить их предметные области. За всем этим обилием обсуждаемых в рамках экологии и около нее тем надо не потерять из виду центральную тему общей стратегии отношений человека с миром. Ее проработка есть прямое дело философии.

Еще хотелось бы заметить, что если бы даже экологические проблемы оказались не так остры, как мы видим из многочисленных докладов специалистов, и ряд сведений оказался бы преувеличением, или даже обнаружились бы некие мифы, то это вовсе не значит, что разговор о природе начат зря. Экологические проблемы - это лишь симптом, свидетельство о какой-то ошибке, неблагополучии в выстроенной нами картине мира, в понимании нашего места и предназначения. Раз задумавшись об этом и обратив на эту сторону нашей жизни свое внимание, мы не можем оставить этот вопрос нерешенным, даже если ситуация не будет больше ухудшаться. То есть для философии проблема не в повышающемся уровне концентрации вредных химических отходов в биосфере, а в обнаружившемся несоответствии представлений и ожиданий человечества реальным событиям. Как пишет Ф.И. Гиренок: "Экология, к сожалению, всего лишь одна, но своевременная маска ускользающего бытия... приоткрывает нам структуру забвения бытия"[12]. Мы предполагали, что "бытие исчерпывается знанием о бытии"[13]. Теперь же обнаружилось, что у него есть некие, не пойманные в наши познавательные сети измерения. И этот факт нуждается в философском осмыслении.

Современная экологическая ситуация. Причины и время ее возникновения.

Способность человека к сознательному преобразованию условий окружающей среды, приспособлению их к нашим нуждам мы рассматриваем как одно из главных отличий человека от животного. Мы создали так называемую "вторую природу". И поэтому еще недавно всякий ландшафт, преображенный рукою человека воспринимался как приятное подтверждение мощи человеческого разума, силы знания. Человек чувствовал себя хозяином, владельцем необъятных природных богатств. Хотелось видеть обжитый мир, в котором царит удобный для нас порядок, а не дикость девственной природы. Сейчас же ситуация резко изменилась. "По оценке экологов, воздействие человеческого общества на природу сравнимо, по масштабам, с геологическими процессами, не доступными контролю человека"[14]. Казалось бы, о такой мощи мы и не мечтали, современная техника по своей сложности и эффективности превзошла все даже самые смелые ожидания предшествующих поколений. Но сегодня к чувству радости и гордости за силу человеческого разума невольно примешивается и разочарование, недоумение. Ибо процесс развития техники и воздействие общества с ее помощью на окружающую среду становится неуправляемым. Только сейчас люди заметили, что "замещение естественных элементов среды обитания человека искусственными ведет к необратимой деградации естественных элементов окружающей природы, которые являются жизненно важными для самого человека"[15]. По вине человека исчезли многие виды животных и растений, нарушено естественное равновесие в экосистемах планеты, земли истощены, накопленные за миллиарды лет в недрах земли залежи полезных ископаемых на грани исчерпания, вода, воздух, земля отравлены... По словам А. Печчеи: "Сейчас уже поняли также и то, что в результате бесконтрольной человеческой деятельности жестоко пострадала некогда щедрая и обильная биологическая жизнь планеты, частично истреблены ее лучшие почвы, а ценные сельскохозяйственные земли все более застраиваются и покрываются асфальтом и бетоном дорог, что уже полностью использованы многие наиболее доступные минеральные богатства, что вызываемое человеком загрязнение можно теперь найти буквально повсюду, даже на полюсах и на дне океана, и что теперь последствия этого отражаются даже на климате и других физических характеристиках планеты"[16]. Теперь девственную природу можно найти лишь в заповедниках. Она стала редкостью, а потому стала ценностью. Никогда прежде человек не обладал такой мощью, чтобы быть в состоянии уничтожить всю жизнь в частичной экологической системе или даже в глобальном масштабе. Кроме ущерба, нанесенного природе, к экологическим проблемам также следует отнести и неготовность человека жить в современном мире; то есть это проблемы не только внешних пределов человеческой деятельности, но и внутренних пределов физической и психологической способности человека приспособиться к современному ритму и способу жизни, к тем изменениям, которые сам человек внес в этот мир.

Нельзя сказать, что экологические проблемы появились вдруг, внезапно. В последние два столетия антропогенное воздействие на природу резко увеличилось, и неблагоприятные последствия человеческой деятельности стали видны невооруженным глазом. Но кроме этих затруднений у человечества было еще много других, которые казались более серьезными и опасными (возможно, они и были таковыми, речь не об этом). Например, мировые войны, потрясшие наше общество в ХХ веке. Экологические проблемы слишком долго старались не замечать, и поэтому когда наконец обратили внимание на доклады и настоятельные сообщения Римского клуба, эта информация неприятно поразила общество, уверенное в своем быстром и успешном прогрессивном развитии. Появились многочисленные публикации по экологии. Мировое сообщество стало искать ответы на поставленные неутешительной действительностью вопросы.

Можно выделить основные обсуждаемые темы: это вопрос о причинах возникновения экологических проблем, вопрос о времени их возникновения, о том, проявилась ли здесь закономерность или это результат стечения обстоятельств, а также активно обсуждаются пути выхода из сложившейся кризисной ситуации, предлагаются различные проекты социальных, экономических, политических, производственных и других мер. Мнения по поводу причин и времени возникновения экологических проблем разделились, условно можно выделить две противостоящие точки зрения: одни видят современную западную индустриальную цивилизацию (точнее, плохое управление в сочетании с ее мощью) единственной ошибкой человечества, тогда как другие склонны видеть экологические проблемы и их истоки еще в очень далеком историческом прошлом.

Первая точка зрения отрицает наличие каких-либо экологических затруднений у наших предков. Она наиболее распространена в сознании обывателей и имеет очевидные основания: именно в современном западном обществе возникла угроза экологической катастрофы. "То, что современный экологический кризис является обратной стороной НТР, подтверждает тот факт, что именно те достижения научно-технического прогресса, которые послужили отправной точкой объявления о наступлении НТР, привели и к самым мощным экологическим катастрофам на нашей планете"[17]. Первейшей из экологических проблем является загрязнение окружающей среды, она, кстати, является достоянием в основном нашего времени. "Проблема загрязнения природной среды становится столь острой как из-за роста объемов промышленного и сельскохозяйственного производства, так и в связи с качественными изменениями производства под влиянием научно-технического прогресса. Первое обстоятельство связано с тем, что лишь 1-2% используемого природного ресурса остается в конечном произведенном продукте, а остальное идет в отходы, которые - это второе обстоятельство - не усваиваются природой"[18]. Наша западная цивилизация возникла из сочетания европейской науки, техники и капиталистического хозяйства. Господство идеалов потребления, приоритет экономической сферы над остальными сферами жизни, бэконовские установки на господство над природой с помощью научного знания, мощь современной техники, в том числе военной, огромный масштаб промышленного производства, в несколько раз возросшее, благодаря достижениям западной цивилизации, население планеты - все это явилось слишком большой нагрузкой на биосферу. Как пишет Н.Н. Моисеев, "...возможности существования на Земле человека ограничиваются очень узким диапазоном параметров биосферы. А мощность современной цивилизации такова, что она способна относительно легко вывести биосферу за эти опасные границы"[19]. А.А. Горелов отмечает, что "нынешний успех человека в борьбе с природной средой достигнут за счет увеличения риска, который следует рассматривать двояко: риск возможных побочных экологических явлений, связанный с тем, что наука не может дать абсолютный прогноз последствий воздействия человека на природную среду, и риск случайных катастроф, связанный с тем, что технические системы и сам человек не обладают абсолютной надежностью"[20]. На возникновение нашей так называемой техногенной цивилизации немалое влияние оказал сам способ мышления, характерный для человека западной культуры, сформированный под влиянием научной парадигмы Нового времени (идей Ф. Бэкона, И. Ньютона, Р. Декарта). Цели и ценности, лежавшие в основе этой парадигмы, ответственны за современный экологический кризис на более глубоком уровне. Еще ранее для нашего способа мышления и развития науки сложились предпосылки в эпоху Возрождения, когда произошла переоценка ценностей Средневековья и переосмысление некоторых христианских идей. "Бесспорное достоинство экологии в том, что она подводит к осознанию опасности принятия науки Нового времени в качестве мировоззренческой основы жизни. Антропоцентризм так называемого "научного мировоззрения" коренится в богоотступничестве эпохи Возрождения"[21]. В это время появились первые сознательные устремления к рациональному перекраиванию природных условий в соответствии с представлениями общества того времени о красоте, порядке. "Искусственный мир в европейской культуре постепенно вытесняет естественную природу, среди которой человек Ренессанса чувствует себя неуютно... лозунг уже брошен - переделать природу, улучшить ее, прямо или косвенно противопоставляя эстетические вкусы человека и его взгляд на мир замыслу Творца"[22]. Это мнение православных мыслителей. В эпоху Возрождения человек был помещен в центр мира. В дальнейшем с развитием науки эти тенденции усиливались. В ХVII веке Фрэнсис Бэкон выразил их в известном афоризме "знание - сила"; приобретая знания, мы получаем власть над стихиями. Человечество поставило своей задачей, по словам Декарта, стать хозяевами и господами природы. Образцом для всех наук явилась механика. Механистическое истолкование природы (мир уподоблялся гигантскому часовому механизму) сочеталось с аналитическим методом - расчленяющим и измеряющим ("...выделение абстрактных элементарных объектов и последующий синтез из этих абстрактных элементов единого целого в форме теоретической системы"[23]). Итогом такого подхода является потеря важнейшего свойства изучаемых систем - свойства целостности. Живой объект становится безжизненной конструкцией, не учитываются связи изучаемого фрагмента реальности с окружающей его средой. К тому же предметы изучения идеализируются, подвергаются опять же своего рода идеальному разрушению. В результате теряется целостный взгляд на природу. Это усугубляется разделенностью науки на обособленные друг от друга дисциплины. Несвязные результаты научных исследований уже не удовлетворяют потребностям сегодняшнего дня. Узкая специализация затрудняет коммуникацию между учеными из разных областей знания. Получается, что каждый ученый - специалист в своем предмете и не может представить себе проблемы, обсуждаемые в других научных дисциплинах. В результате производится вмешательство в какую-либо область природы, но при этом не учитываются последствия этого для других областей. "Подобное обстоятельство, которое может показаться малосущественным, влечет за собой важные экологические негативные последствия, когда результаты исследования вовлекаются в практику человеческой природопреобразовательной деятельности"[24]. Основное отличие науки Нового времени от, скажем, античной заключается в экспериментальном методе. Ф. Бэкон использовал понятие "inquisition" - расследование, мучение, пытка. При этом получаемые такой пыткой знания называются "объективными", то есть игнорируется сам способ получения знаний, ведь именно субъект вовлекает природу в некое искусственное действие, к тому же несвободное от теоретических предположений. "Данные, полученные в контексте отдельной концептуальной системы, не могут быть независимыми от базовых теоретических и философских допущений этой системы"[25]. "Научные наблюдения сами по себе не диктуют единственных и однозначных решений, ни одна из парадигм никогда не объяснит всех имеющихся фактов, и для теоретического объяснения одних и тех же данных можно использовать многие парадигмы"[26]. А поскольку изначальная установка была механистической, то и результаты экспериментов подтверждали представление о природе как о "пространственно-временной, тем или иным способом априорно расчислимой системе движений"[27]. А раз природа - неодушевленная материя, материал, то и отношение к ней предполагает возможность использования ее для строительства необходимых человеку конструкций. "Картезианское учение о природе является ключом к пониманию нынешнего разорения природы, поскольку природа как res extensa с несомненною резкостью противополагается res cogitans"[28]. "Объективность" научного знания означает потерю субъекта, наблюдателя, в результате научная картина мира получается абстрактной. Как пишет Ф. Гиренок, классическое естествознание отождествляет объективность и объектность. Но рассмотрение мира как объекта не единственный путь, ведущий к объективности.

В то время, когда человек становится одним из основных факторов изменения природной среды, "...знание о природных процессах мы получаем ценой незнания места человека в этих процессах"[29]. Безличный характер науки частично ответственен за экологические трудности, поскольку такая наука неадекватно отражает современную ситуацию. Соответственно она не учитывала и возможные последствия применения современной мощной техники. Если раньше человек был вынужден приноравливаться к природной среде, не обладая достаточной силой для борьбы с ней, то теперь, по словам В.И. Вернадского, человек стал "решающей геологической силой планеты". Наличие такого мощного инструмента в человеческих руках, как современная техника, часто являлось причиной игнорирования природных закономерностей.

Таким образом самая распространенная точка зрения на причины современной экологической ситуации видит ее источником научную парадигму Нового времени, развитую технику, а также нерациональную организацию нашего общества. Но есть и другие точки зрения. В частности, христианский взгляд на эту проблему. Если посмотреть на отношения человека и природы с более глобальной позиции, то мы увидим несовершенство и греховность человека, отсутствие любви в мире, общее отчуждение людей друг от друга и от природы. Такое положение дел неестественно, неправильно, и источник этого искаженного грехом порядка - в грехопадении первого человека, одним из последствий которого явилось и проклятие всей Земли, те есть зло восторжествовало в мире и это, можно сказать, явилось первым экологическим кризисом. "Священное Писание учит нас, что неповрежденность природы продолжалась только лишь до грехопадения человека"[30]. "Люди, деградирующие в духовном и культурном отношении, являются для окружающей среды источником более значительной опасности, чем любые природоразрушающие проекты или техника"[31]. На протяжении всей истории человечество было вынуждено отвоевывать каждый день у природы право на жизнь. Человек пытался получить власть над природными стихиями всеми возможными способами: с помощью орудий труда, религиозных и магических обрядов. С приходом христианства идеалом стало аскетическое самоограничение, любовное отношение к окружающему миру в процессе хозяйствования. Мир воспринимался как храм Божий, в чем-то являющий собой образ Бога, подобно иконе. Как пишет Н.К. Гаврюшин в своей статье "Христианство и экология": "...благоговейное отношение к природе, творению Божию, необходимо предполагается как выражение благоговения к его Творцу. Этика "благоговения перед жизнью" не нуждалась в пространных обоснованиях Альберта Швейцера: она логически вытекала из христианской натурфилософии и догмата иконопочитания"[32]. Человек был поставлен Богом "владычествовать" над природным миром, но после грехопадения человек перестал быть хозяином, и хотя потенциально он им остался и когда-нибудь все-таки реализует эту потенцию, пока что он стал сам зависим от условий окружающей среды. Все, что ему остается, это "постоянное попечение о благобытии всей твари, возможное лишь при любви к каждому созданию"[33]. Монастырские хозяйства являют собой образцы христианского отношения к природе: цветущие сады, ухоженные огороды, то есть сохранение и приумножение природных богатств. Как пишет наш патриарх Алексий II, "...господство над собой давало... власть и над внешней природой, и это была не власть эгоистического произвола, а власть любви, примерами которой полны жития христианских подвижников, любви, располагающей всякое создание к покорности человеку"[34]. А по мере отхода общества от христианских традиций потребности людей стали неумеренно расти, пропала мотивация для бережного и любовного отношения к природе. По сути, западная культура, способ мышления и наука Нового времени есть лишь доведенная до логического конца враждебная к природе позиция человека, вся история которого есть история борьбы за выживание. Это позиция человечества, не имеющего никакой высшей цели и смысла, нравственного ориентира, принявшего свою повседневные заботы за единственный смысл жизни. Тогда, конечно, важнее всего становится устранение всех неудобств и препятствий на пути к комфорту и благополучию. Таким образом, экологические проблемы (проблемы, возникшие в отношениях между природой и человеком) появились, согласно вышеприведенной точке зрения, вместе с грехопадением. Хотя того, что имеет место сегодня, могло бы, вероятно, и не быть, если бы люди стремились исполнить заповеди, данные Богом. Сегодняшняя критическая ситуация в мире - закономерное следствие развития секуляризованной техногенной цивилизации.

Несмотря на приведенную позицию церкви, многие считают христианство источником такого отношения к природе, которое позволило развиться современной науке, что, в свою очередь, в большой степени обусловило экологические трудности. Христианство поставило человека во главе природы, как ее хозяина, господина, вырвав его из рабства у природных стихий, развенчав языческие культы, заодно лишив природу вообще жизни, духа, десакрализировав ее. Но если внимательнее изучать христианство, то станет ясно, что такое влияние возникло в результате светской интерпретации христианских истин. Во-первых, человек как хозяин - это его онтологический статус, но после грехопадения человек стал потенциальным хозяином, так как реально он не имел никакой власти над стихиями, тогда как они постоянно вмешивались в его жизнь. Во-вторых, природа в христианском мировоззрении не такая безжизненная, как в научном. Например, протоиерей русской православной церкви Лев Лебедев пишет: "Современное мировоззрение представляет такую материю чем-то вполне бездушным ("неживая природа"). Но в Библии находим иное представление: "И сказал Бог: да произведет вода пресмыкающихся, душу живую, и птицы да полетят над землею...", "И сказал Бог: да произведет земля душу живую по роду ее, скотов и гадов, зверей земных по роду их..."(Быт.1:20,24). В ответ на Божие повеление земля и вода производят души всех живых существ, растений, трав и т. д. Таким образом, "мировая материя" не бездушна и даже обладает относительно самостоятельной способностью творчества"[35]. По поводу науки же можно сказать, что ее развитие было тем быстрее и продуктивнее, чем дальше она отходила от догматов церкви. Ввиду этого обстоятельства, есть те, кто видят истоки нашей цивилизации с ее наукой, техникой и капиталистическим хозяйством в протестантизме.

Таким образом, мы рассмотрели две крайние позиции. Но существуют и другие попытки объяснения причин, породивших современную экологическую ситуацию. Например, Д. Белл видит их в эпохе Ренессанса, поднявшей престиж практической деятельности и заложившей фундамент экспериментальных наук, Дж. Пассмор - в интеллектуальном перевороте, совершенном Френсисом Бэконом, связавшим познание с практической пользой, Т. Мак-Джин, а также и Д. Белл - в картезианской гносеологии, утвердившей активную роль разума. И.В. Круть и И.М. Забелин выделяют распространенные в древности два типа мифологии: экофильную, то есть в ней преобладает восхищение красотой природы, стремление к ее сохранению, гармоничному сосуществованию с ней (такая мифология характерна, например, для Китая, Индии), и экофобную, агрессивную, направленную на конфронтацию с природой (она характерна для цивилизаций Ближнего Востока, развивавшихся на стыках этнических и культурных миграций). Вообще это мнение очень распространено сейчас: восточные религии, такие как даосизм, индуизм, буддизм, многие другие языческие религии прошлого препятствовали активной преобразовательной деятельности человека; они же помешали развиться там экспериментальному естествознанию, разрушающему мир идеально. В книге "Пределы роста" группа Д. Медоуза также противопоставила западную концепцию человека как самого выдающегося творения природы, уникальный мозг которого дает ему не только способность, но и право эксплуатировать все другие существа и ресурсы Земли, и концепцию человека, свойственную восточным цивилизациям, рассматривающую человека как один из множества биологических видов, наравне с другими подчиняющегося законам природы. Хотя все же нельзя сказать, что такое понятие о природе уберегло их от экологических кризисов, ибо кроме всего прочего там тоже существовало сельское хозяйство, строились жилища и окружающий их мир все же подвергался преобразованию. А в доиндустриальных цивилизациях противоречие между человеком и природой нарастало главным образом в сельскохозяйственной сфере. Только в последнее время появившийся капиталистический способ производства и индустриализация явились новым фактором обострения этого противоречия.

Все выше перечисленные гипотезы выделяют духовные, этические и культурные корни наших проблем, считая их влияние определяющим, упуская из виду экологически негативные последствия человеческой деятельности в местах, где этические и религиозные представления людей были нацелены на гармонию с миром. Ввиду этого обстоятельства ряд ученых выдвигают другие гипотезы, где на первое место по влиянию ставятся, например, классовые причины: "Некоторые исследователи полагают, что основной причиной разрыва и противопоставления человека и природы служит классовая дифференциация общества. С ее обострением и накоплением социальных противоречий росло отчуждение человека от человека и параллельно ему отчуждение от природы"[36]; или экономические и политические причины: "Буржуазные экономисты до недавнего времени в силу самого характера их профессии и специфики капиталистического общества ставили во главу угла материальное производство... Человек в капиталистическом обществе - источник рабочей силы, а природа - источник сырья"[37]. О. Шпенглер видел причину в закономерном развитии культуры, когда она переходит в стадию цивилизации. А.А. Горелов считает, что "становление и развитие человеческого общества сопровождалось локальными и региональными экологическими кризисами антропогенного происхождения. Можно сказать, что шаги человечества вперед по пути научно-технического прогресса неотступно сопровождали, как тень, негативные моменты, резкое обострение которых приводило к экологическим кризисам. Но ранее имели место локальные и региональные кризисы, поскольку само воздействие человека на природу носило преимущественно локальный и региональный характер и никогда не было столь значительным, как в современную эпоху"[38]. То есть чем больше возможности человека в изменении мира, тем серьезнее встречающиеся ему затруднения.

В итоге мы можем сказать, что от того, как определяются причины сложившегося кризиса, зависит и то, как формулируется "экологический императив", его конкретное содержание, то есть пути преодоления возникших трудностей.

Пути выхода из экологического кризиса.

Участники Римского клуба одни из первых известили Мировое сообщество о том, что перед человечеством встали новые сложнейшие глобальные проблемы. Римский клуб был создан в 1968 году по инициативе итальянского экономиста, общественного деятеля и бизнесмена А. Печчеи. Это международная неправительственная организация, объединяющая в своих рядах ученых, политических и общественных деятелей из многих стран мира, занимающаяся исследованием глобальных проблем современности и ставящая своей целью оказать влияние на общественное мнение, добиться понимания трудностей на пути развития человечества и принятия соответствующих мер. Одновременно участники Римского клуба разрабатывают программы и рекомендации, способствующие преодолению кризисной ситуации, например, самые известные - "Пределы роста" Д. Медоуза (1972), "Мировая динамика" Д. Форрестера (1971), "Человечество на поворотном пункте" М. Месаровича и Э. Пестеля (1974). Они исследовали не только экологические проблемы, но и проблемы социального характера. Те же экологические проблемы во многом коренятся в нерациональной организации нашего общества. Наряду с высоко развитыми богатыми странами существуют беднейшие страны "третьего мира", за счет которых часто и "решаются" экологические проблемы крупных держав. Точнее говоря вывоз, например, вредных отходов производства в эти страны вовсе ничего не решает, так как "воздух движется над всей планетой и воды пересекают любые границы, также их не ведая"[39]. Необходимые решения на высшем уровне и изменения в законах не принимаются, а если принимаются, то не исполняются или исполняются не так, как следовало. Но чтобы справиться с таким мощнейшим инструментом в человеческих руках как современная техника, необходимо наладить систему управления. Как пишет Н.Н. Моисеев, "деятельность рационально организованного общества должна находиться в таком русле эволюционного развития, берега которого, то есть правила поведения людей, не препятствуют (а еще лучше содействуют) развитию окружающей природы"[40]. Пока что это недосягаемый идеал. "С самого начала своего зарождения техническая система ускользает из-под контроля общественного мнения, ни разу еще не удавалось сократить то или иное техническое предприятие ввиду риска под воздействием общественного контроля"[41]. Наше общество часто даже не хочет признавать, что экологические проблемы реально существуют, что они действительно так серьезны и касаются каждого из нас. Но игнорирование опасности только усугубляет тяжесть положения. Чем раньше начать предпринимать нужные меры, тем легче исправить ситуацию. А. Печчеи считает, что "если что-то и можно поставить в заслугу Римскому клубу, то именно то, что он первым восстал против этого опасного, равносильного самоубийству неведения"[42]. Он подчеркивает, что нынешнее "глубоко ненормальное и неблагополучное состояние человеческой системы" никак нельзя назвать каким-либо циклическим кризисом или связать его с какими-либо преходящими обстоятельствами. Это особый всеобъемлющий эпохальный кризис, пронизывающий буквально все стороны жизни человека. Поэтому здесь трудно выделить какие-то частные проблемы и найти для них отдельные, независимые решения, ведь каждая проблема соотносится со всеми остальными, и решение одного вопроса может усложнить или как-то воздействовать на решение других. Необходимо создавать различные международные организации, так как о трудностях местного характера всегда есть кому позаботиться, но никто, в сущности, не несет и даже не ощущает ответственности за состояние всего мира. Поэтому никто не предпринимает никаких шагов, никто не хочет делать больше других, а дела тем временем идут все хуже и хуже. Необходимы совместные, коллективные, координированные действия. Прежде всего нужно осознать, что у человечества есть "пределы роста" - это центральное понятие у Форрестера и Медоуза. Конечность размеров нашей планеты и ограниченность ее природных ресурсов с необходимостью предполагает существование пределов экспоненциального роста народонаселения и промышленного производства. Сейчас нам кажется эта мысль очевидной, но тогда она вызывала ожесточенные споры и критику. В конце концов она способствовала развенчанию технократического мифа о беспредельном экономическом росте как средстве решения всех проблем. Нельзя полагаться на новую технику, так как ее появление вызывает новые проблемы. "Веря в почти безграничные возможности и всесилие техники, человек, однако, закрывал глаза на то, что при всем своем могуществе техника лишена интеллекта, не способна к рассуждениям и не умеет ориентироваться в нужном направлении"[43]. Поэтому необходимо изменить прежде всего самого человека, нужно развивать в нем чувство ответственности, умение и желание управлять собой и своим миром, в конечном счете наиболее важным, от чего зависит судьба человечества, по мнению Печчеи, являются человеческие качества. Наши трудности связаны с неадекватным уровнем готовности людей жить в наше время. Для того, чтобы управлять, надо решить вопрос насчет целей, нужны также соответствующие нравственные качества, этические ориентиры. Печчеи считает, что должна произойти "человеческая революция", должна быть принята новая этика (он называет ее Новый Гуманизм), основные черты которой: "чувство глобальности, любовь к справедливости и нетерпимость к насилию"[44]. Удовлетворение человеческих потребностей должно иметь целью самореализацию человека. Основной акцент должен переместиться с того, что человек хочет иметь и как он этого может достигнуть, на то, что он есть и чем он может стать. В общем, вся надежда на качественный скачок в человеческом мышлении и поведении, который поможет проложить новый курс в развитии общества.

Но, к сожалению, в основном поиски выхода из экологического кризиса сводятся к ожиданию, когда ученые разработают безвредную технику, безотходное производство, найдут новые возобновляемые источники энергии, придумают, как очистить испорченные воздух, воду, землю... Но эти надежды и ожидания мешают людям решительно действовать, дают им шанс ничего не менять: ни потребности, ни убеждения, ни ценностную шкалу, хотя о необходимости перемен и самоограничения говорят многие. На самом деле сколько бы ни изобретал человек новые "безвредные" для природы устройства и технологии, этим не устраняется человеческое неразумие, а также нерациональность общественного устройства, а значит и опасность злоупотребления любым изобретением. Не говоря уж о том, что даже те полезные новшества, которые наука может предложить на сегодняшний день, не применяются по политическим, экономическим и другим причинам. Просто есть люди, организации, общественные институты, которым это не выгодно. Это замечают в своих работах многие экологи. Например, по мнению В. Рачкова, "трезвому осознанию положения дел... препятствует гигантский государственно-военно-промышленно-технический комплекс, заинтересованный в постоянном развитии техники и технологии"[45].

И, несмотря на это, очень распространены концепции, ожидающие наступления эпохи "ноосферы" - это традиция, идущая от В.И. Вернадского. Они ждут наступления грядущей эры рационального природопользования. Разум человека должен стать "определяющим фактором"[46], человек с помощью науки и техники будет управлять всеми процессами в гармонии с природой. По Г.В. Платонову, ноосфера будет основана на безотходном производстве. Техника будет служить как во благо человека, так и во благо природы. Предполагается нечто вроде "естественной" эволюции, то есть постепенного совершенствования человеческих качеств и техники, которое произойдет со временем (то есть дело лишь за временем). В. Хесле же предлагает для "примирения с природой" такие меры: полицейские (налоги за нанесение вреда окружающей среде), экономические (при дальнейшем развитии капитализма), разработка новой системы права, новых "экотехнологий", распространение новых идеалов (аскетических) и т. п. Но все это опять же упирается в желание людей и государства осуществить это. Фактор времени тоже настораживает - его может не хватить. Если же будут преодолены вышеозначенные трудности, Хесле считает осуществимой поставленную задачу. Немецкий мыслитель Г. Рополь ставит целью для современного общества - "довести до совершенства свою заботу о земной экосистеме" с помощью экологизированной техники. Он ожидает, что произойдет некий "экотехнический поворот", суть которого в переходе от принципа эксплуатации к принципу заботы; в ходе его должна осуществиться "окончательная технизация природы" (которая началась со времен аграрной революции, то есть перехода от собирательства и охоты к земледелию и скотоводству). Появится новая техника, которая распространит свое "планирующее, вычисляющее и формообразующее вмешательство в природу изобретающего сознания также и на те сферы экосистемы, которые в предшествующей технике не принимались во внимание"[47].

Вообще, идеал рационального природопользования при сохранении существующей цивилизации (с некоторыми изменениями: надо умерить потребности, частично сократить опасное производство, но технику продолжать совершенствовать, хотя с применением ее быть осторожными) - самая распространенная позиция. Но я вижу возражения, по крайней мере, с двух сторон (помимо вышеприведенных социальных причин): во-первых, от ряда представителей философии техники, в которой подробно обсуждалась эта тема, и во-вторых, от философии науки. К этому я еще добавлю и этические соображения, но после рассмотрения первых двух пунктов.

В философии техники можно условно выделить три концепции: инструментализм, социально-детерминистический подход и технологический детерминизм. Инструментализм предполагает, что техника, технология есть просто средство достижения поставленных человеком целей. То есть могут быть неприемлемыми цели, или изобретение может использоваться людьми не по назначению, но от самой по себе техники не исходит ничего непредвиденного, она не имеет автономного развития... Сторонники социально-детерминистического подхода, напротив, утверждают, что технология не является нейтральным инструментом для решения проблем, она есть выражение социальных, политических и культурных ценностей. ""Технология" - не столько машины и инструменты, сколько то представление о мире, которое руководит нашим восприятием всего существующего"[48]. Вот пример, опровергающий мнение о том, что техника не диктует способов своего применения: "при любых мыслимых политико-экономических обстоятельствах компьютеры могут существовать только в обществах, где есть большие корпоративные институты. Способы применения компьютеров ограничены названным условием. В этом смысле они - не нейтральные орудия, но такие, которые исключают некоторые формы сообществ и поощряют другие их формы... Достаточно понимать однако, что способы, какими применялись и будут применяться компьютеры, не могут быть отделены от современных представлений о справедливости, а эти последние выросли из той же самой идеи рационального разума, которая привела к созданию компьютеров"[49]. Проекты "ноосферного общества" опираются на идею о нейтральности техники. "Она может служить во благо и во зло людям... Именно поэтому ее следует направлять"[50]. Но это пожелание Ясперса вряд ли выполнимо, исходя из его же собственного мнения о "демонизме" техники: "Слово это указывает на нечто созданное людьми, но созданное ими непреднамеренно; на нечто подавляющее, оказывающее последующее воздействие на все их существование; противостоящее им, не постигнутое ими, как бы происходящее на заднем плане, нераскрытое"[51]. Ясперс считает, что человек может преодолеть этот демонизм и подчинить себе технику, но каким именно образом - ясно не может объяснить, и сам потом оговаривается: "в любом планировании заключена возможность "демонизма", элемента непредвиденного. Во всех тех случаях, когда техника устраняет техническое неблагополучие, это неблагополучие может усилиться"[52]. Мнение о нейтральности техники, о возможности ее направить, устранить негативные и использовать только позитивные потенции было очень распространено, оно - первое, что напрашивается, когда успехи технического производства так велики, что начавшие обнаруживаться недостатки и вред от него кажутся несущественными перед этими успехами. М. Хайдеггер придерживается другого мнения о технике. Он считает, что мы не видим ее сущности и даже оказываемся в ее плену, пока мы считаем ее чем-то нейтральным. "Из-за скрытости опасности, заслоняемой эффективностью постава, дело пока еще снова и снова выступает в таком свете, как если бы техника была инструментом в человеческих руках. Реально, однако, человеческое существо падает прямо в руки существу техники"[53]. Желание "овладеть" техникой как орудием, инструментом, по Хайдеггеру, само принадлежит к области техники, мысль становится частью "постава". Человеку нужно увидеть сущность техники и осознать исходящую от нее опасность, тогда можно найти путь спасения. Современная техника тесно связана, во-первых, с естественной наукой, во-вторых, с метафизикой Нового времени (по Хайдеггеру, она культивирует идеи субъективизма и господства над миром) и, в-третьих, с особым образом организованным (поставляющим) производством. Главную опасность Хайдеггер видит в том, что человек примет "постав" за свою собственную сущность. А в настоящее время это как раз и происходит. В рамках постава и человек и природа становятся всего лишь техникой, что представляет угрозу для самого существования человечества. "Как обусловленный техникой, как часть технической реальности человек уже не может действовать против техники; его решения по природе воспроизводят все те же технические принципы, он не может мыслить какие-то другие нетехнические действия"[54]. "Не пресловутая атомная бомба, - пишет Хайдеггер, - есть, как особая машинерия умерщвления, смертоносное... То, что угрожает человеку в его сущности, есть волевое убеждение, будто посредством мирного высвобождения, преобразования, накопления сил природы, а также управления ими человек может сделать человеческое бытие для всех более сносным и в целом счастливым"[55]. Получается, стоя в бытии, техническом по своей природе, совпадая с ним, человек одновременно должен выйти из бытия. Спрашивается: как это возможно, на что при этом человек будет опираться? Простой смены ценностей здесь явно недостаточно[56]. Таким образом, взгляды Хайдеггера опровергают инструментализм. Не совсем они поддерживают и социально-детерминистическую точку зрения. В них, как мне кажется, есть отголоски третьей концепции техники - технологического детерминизма, или концепции автономной технологии. Она рассматривает технику как развивающуюся в соответствии со своей логикой и больше формирующую человеческое развитие, чем служащую человеческим целям. Эта концепция сегодня достаточно популярна. Из нее можно сделать вывод, что если найти внутренние законы развития техники, то можно найти и ключ к воздействию на нее. Эта точка зрения возникла не на пустом месте, поводом для таких выводов послужило неотвратимое, казалось бы, ничем не сдерживаемое стремительное развитие техники в последние несколько столетий, в результате которого наша жизнь все больше определяется не менее жесткой, чем природная, "технической необходимостью", законами технической деятельности. Это и есть то, что Ясперс называл "демоническим характером" техники, который является одним из многих возражений против возможности гармоничного сосуществования технического общества с природой. По моему мнению, безусловно есть аспекты, которые техника "диктует" обществу, человеку, ее применяющему, но нельзя сказать, что она "автономна", на ее развитие влияет также еще множество факторов - экономических, культурных, религиозных, социальных - это подтверждает история (например, сдерживание разработки и внедрения ряда технических новшеств под влиянием религии). Поэтому можно сказать, что техника как бы воплощает в себе все эти факторы, что препятствует управлению ею. Другим возражением идее о возможности рационального природопользования ("гармонии с природой") в индустриальном обществе является то, что современная техника настолько сложна и обладает такой большой мощностью, что ее воздействие на окружающую среду слишком велико, а человек не в состоянии предвидеть все возможные последствия ее применения. Это приводит к нарушению естественных закономерностей, баланса, и в результате очень быстро и непоправимо изменяются условия существования живых организмов. "В этом - парадокс ситуации: человек, ввиду своей мощи, собственно говоря, несет большую (предотвращающую) ответственность, чем объем того, что он в состоянии обозревать... в частности, чем то, за что он может сознательно "нести ответственность""[57].

Хотя многие утешают себя тем, что со временем наука и техника будут более совершенными, наши способности к предвидению существенно повысятся, а технические устройства не будут наносить вреда окружающей среде, такого рода мысли как раз отличают западный подход к жизни, который и породил экологический кризис. Надежды на то, что наука и техника когда-нибудь достигнут состояния, близкого к совершенству, никогда не оправдаются, потому что их создатель - человек, который должен сам в таком случае приблизиться к совершенству и всеведению. Человека, воздействующего с помощью техники на мир, можно сравнить с мастером, который кувалдой хочет починить ювелирное изделие. Не говоря уж о том, что создать "безвредную" технику в принципе невозможно, ибо наращивание искусственных структур автоматически уменьшает естественное разнообразие, что ведет к непоправимой деградации окружающей среды. Попытки создания новых видов растений и животных, как правило, не так удачны, ибо эти виды часто оказываются нежизнеспособными. Все это не сразу обнаруживается, "польза от преобразовательного проекта достигается довольно быстро, поскольку с этой целью он осуществлен, тогда как для полного проявления отрицательных последствий, как правило, необходимо время. Чем масштабнее и сложнее проект, тем больше проходит времени до проявления побочных эффектов, тем значительнее они и тем большими неприятностями грозят неполадки в процессе осуществления данного проекта и функционирования созданного объекта"[58]. "Здесь уместно упомянуть о наличии "триггерного эффекта" в природе, когда незначительное воздействие может повлечь громадные перемены. Нельзя забывать, что экологические процессы экспоненциальны и изменения в природе происходят не только эволюционно. Существуют пороги (энергетические и другие), превышение которых грозит резкими качественными преобразованиями"[59]. Надежды на преодоление экологических трудностей связывают, в частности, с разработкой и введением в эксплуатацию замкнутых технических циклов, подобных естественному круговороту веществ. Теоретически они возможны. Но "полная и окончательная перестройка индустрии по принципу круговорота веществ в природе нереальна. Нарушение (хотя бы временное) замкнутости технологического цикла практически неизбежно... Замкнутость же производственных циклов по энергетически-энтропийному параметру и теоретически невозможна..."[60]. Так как в природе все взаимосвязано, невозможно воздействие на часть системы без последствий для всей системы. Планета наша представляет собой не только природу, "написанную на языке математики", но и экологический организм. Экологически значимые последствия техники и технологии возникают потому, что создание технического изделия предполагает запуск и поддержание определенного природного процесса и этот искусственно инициированный процесс меняет, как правило, ряд параметров. Изменения же затрагивают всю систему. В.И. Курашов в статье "Экология и эсхатология"[61] надежду на возможность преобразующей деятельности человека, сообразной с естественной гармонией природы называет одним из основных устойчивых мифов, так же, как и веру в возможность создания экологически чистых безотходных производств. Н.К. Гаврюшин в статье "Христианство и экология" приводит древнекитайскую притчу о том, как во благо народу человек стремился более целесообразно использовать силы природы, "помогать всходам расти", а мудрец ему ответил, что это "пагуба для Поднебесной". Гаврюшин, комментируя эту притчу, пишет: "Замечательно в этих притчах то, что они раскрывают трагические последствия совершенно благонамеренной - как по отношению к природе, так и к человечеству - деятельности, настойчиво предупреждая, что взлелеянное рациональным целеполаганием понятие блага не соотносимо с сущностью вещей. Цель не только не оправдывает средств - она выхолащивает, иссушает сам смысл деятельности"[62]. Здесь же автор критикует концепцию Софии В.С. Соловьева и идущие от него концепции С.Н. Булгакова, П.А. Флоренского, замечая, что от идеи "софийного преображения мира" до тотального технократического насилия над природой один шаг. Человек ослеплен своим желанием преобразовать природу, руководствуясь "благими целями" (как он их видит со своих "чисто рациональных" позиций).

По словам Л. Мемфорда, конечные цели, которые ставит перед собой человек, при всей рациональности средств, просто безумны, его преследуют иллюзии всезнания и всемогущества - немедленного или ожидаемого. Он берется за это грандиозное дело, даже и не представляя, в каком масштабе ему придется предвидеть последствия своих действий и сколь сложными системами он пытается управлять - и это при том, что современная наука, познания человечества скорее всего ничтожно малы. Все попытки моделирования в экологической науке учитывают лишь несколько факторов и упускают из вида множество других. К тому же в природе существует наложение множества воздействий, и результат этого часто не поддается никаким расчетам. Так что модели наши слишком бедны, чтобы делать какие-то прогнозы. Жизнь намного сложнее, она многогранна, имеет множество непознанных сторон. Кругом обнаруживается бессилие науки: есть множество "невероятных" с ее точки зрения, но тем не менее реально существующих феноменов. Но это бессилие привыкли игнорировать, либо не считать действительными сами эти феномены. М. Хайдеггер ("Время картины мира") замечает, что новоевропейская наука достигла небывалого познания сущего за короткое время ценой систематического строгого вытеснения из него всей той стороны, которая обожествлялась в древности и Средневековье... Здесь возникает еще одна важнейшая тема - тема адекватности научного мировоззрения. В ХХ веке многие посвящали свои работы критике установок научного мышления. "Технологический триумф был столь заметен, что лишь в самое последнее время и только немногие засомневались в абсолютном праве науки определять основные жизненные стратегии"[63]. Считается, что наука, в отличие от всех других способов познания действительности, добывает "объективное" знание, то есть независимое от субъекта, изучающего мир, от его установок и мировоззрения, такое знание, которое может воспроизвести каждый, повторив некие опытные процедуры. Воспроизводимость казалась гарантией объективности. Лишь в ХХ веке философы науки заметили, что: "Научные наблюдения сами по себе не диктуют единственных и однозначных решений, ни одна из парадигм никогда не объяснит всех имеющихся фактов, и для теоретического объяснения одних и тех же данных можно использовать многие парадигмы"[64]. То есть получаемые данные всегда сопряжены с какой-либо трактовкой, с ожиданиями экспериментатора, который выстраивает опытную ситуацию. Немецкий философ техники Э. Штрекер пишет: "так называемая математическая закономерность природы существует лишь в результате того, что природа одновременно инструментально реорганизовывается посредством экспериментальных действий"[65]. Хайдеггер в статье "Наука и осмысление" отмечает, что наука подготавливает действительность к тому, чтобы она могла быть изучаемой в данной теории, при этом он вспоминает известный тезис М. Планка "действительно то, что поддается измерению". Всякая наука предполагает о своей области, что рано или поздно сумеет всю ее охватить. На эту определенную область как бы набрасывается всеобъемлющая сетка, схема природных явлений, в результате чего всякий факт мы если видим, то только в этой схеме. "Язык познавательной деятельности, те смыслы, которые порождены ею и существуют только в ней, прежде всего смыслы, формирующиеся дисциплинарным языком (геометрии, химии, алгебры и т. п.), проецируются на природу, превращаются в язык самой природы, в язык бытия"[66]. На этом этапе есть опасность ошибочно увидеть в этой схеме точное описание реальности вместо вспомогательной карты, "удобного приближения и модели для организации существующих данных"[67]. Известная концепция Т. Куна о развитии науки как смене парадигм раскрывает то обстоятельство, что каждая научная парадигма - это принятая научным сообществом теория, определяющая "проблемное поле, устанавливающая допустимые методы и набор стандартных решений"[68]. Выйти за эти рамки можно только сменив парадигму. При этом те грани действительности, которые данная парадигма не может объяснить, просто игнорируются. Но, как пишет Ф.И. Гиренок, "что касается самого научного знания, то здесь следует заметить, что мы не можем строить объективное знание о предмете, если он имеет пространство, отличное от пространства его наблюдения"[69]. Но это пространство считают несуществующим. Природа сводится к молекулам, полям, химическим элементам, биологическим особям... Целое ускользает от взглядов ученых, рассыпается. Они создают картину, которая не имеет жизни. Картина не тождественна действительности. Как пишет Хайдеггер, "научное представление никогда не сумеет обставить существо природы, потому что предметное противостояние есть в принципе только один из способов, какими выступает природа. Природа, таким образом, остается для физической науки необходимой"[70]. Он имеет в виду, с одной стороны, тот факт, что ее не обойти, то есть теория зависима от нее, а с другой стороны, что теория никогда не даст полноты знания о ней. Там, где сущее стало предметом представления, по Хайдеггеру, сущее известным образом лишается бытия. "То раскрытие, в ходе которого природа предстает как рассчитываемая система сил и воздействий, позволит делать правильные утверждения, но как раз из-за этих успехов утвердится опасность, что посреди правильного исчезает истинное"[71].

В своем исследовании "Экология. Цивилизация. Ноосфера." Ф.И. Гиренок пишет: "для того, чтобы стало возможным научное исследование связей человека и природы, нужно было отказаться от нравственно - эстетической концепции природы, блокировать символический смысл отношений человека и природы и создать пространство внешнего наблюдения"[72]. Еще одним из главных условий тех пагубных последствий, которые привели к нарастанию глобальных проблем, явился разрыв когнитивных и ценностных начал человеческой деятельности. Благодаря Декарту человек своей главной сущностной чертой считал мышление. А в способности мышления самой ценной была способность рационально мыслить, логика была наукой о законах правильного мышления. "Рацио" - вот единственно специфическая черта человека. С помощью разума человечество может овладеть природой, организовать свою общественную жизнь, усовершенствовать себя, свои природные задатки. В мире человека разумного все должно быть рационально устроено. Но результатом такого редукционистского понимания сущности человека явилась волна протеста в философских, научных, художественных течениях, разгул иррациональных страстей в общественной жизни, открытие (вернее, переоткрытие) в ХХ веке той стороны человеческой личности, которая считалась не существующей или не существенной, и даже доказательство ее главенства в жизни человека, за исключением редких случаев. Таким образом, как целостность природы, так и целостность человека в современной науке оказались излишними, мешающими познавательной деятельности. Кроме того, можно прибавить, что наука игнорирует и человека как познающего субъекта, и его преобразующее влияние на мир. "Знание о природных процессах мы получаем ценой незнания места человека в этих процессах"[73], - пишет Ф.И. Гиренок и считает это сущностным свойством естествознания: "не зная самих себя по содержанию, мы что-то содержательное узнаем о природе. И вместе удержать эти стороны, не нарушая условий существования естествознания, нельзя"[74]. Как мы уже упоминали выше, это весьма негативно отражается на экологической обстановке.

В общем, конечность человека и бесконечность процесса познания (как мира, так и самого человека), обусловленность результатов познавательной деятельности установками господствующей научной парадигмы, культурными, социальными и личными обстоятельствами, приводит к тому, что знание никогда не тождественно целостной реальности, а это ставит границы возможностям человека вмешиваться и управлять необъятной природой с помощью вполне конечной и всегда несовершенной, но обладающей огромной мощностью современной техники. Как пишет доктор естественных наук Эрика Хикель, "возможности техники в разрушении природы гораздо большие, чем возможности исследователя в познании природы и в оценке размеров незнания"[75]. Кстати, Г. Рополь, который призывал к окончательной "технизации природы", считал, что он "очищает подлинное ядро экологической программы от его идеологической шелухи"[76]. Под этой шелухой он понимает призывы к этичному отношению к природе, к рассмотрению ее как партнера и т. п. Но разве не потому эта "шелуха" возникла, что нам становится все очевиднее принципиальная неспособность науки и техники взять под свой контроль все стороны действительности?

Как альтернатива всему вышеперечисленному, разрабатываются проекты "новой науки", "нового рационализма", которые пытаются охватить больше сторон природной и человеческой жизни и смягчить наши грубые удары по природному равновесию. Естествознание пытаются "экологизировать". Результатом этой экологизации должно стать новое отношение к природе - бережное, охраняющее, восстанавливающее; в целостной реальности природы видящее самоценность. Все чаще раздаются призывы к тому, чтобы "осуществить переход от концепции ответственности виновного к ответственности человека-"опекуна" или человека-хранителя, от призыва к ответственности ex post ("после того") к своевременной заботе об ответственности и предупреждающей ответственности"[77].

Одной из самых важных сторон "экологизации" нашей жизни все чаще рассматривают изменение базового отношения к природной реальности. Разрабатываются проекты включения ее в правовое и этическое пространство. Они весьма различны, но все сходятся в том, что наше сегодняшнее пренебрежительное отношение к природе неприемлемо сейчас, когда развитие человека стало угрозой для равновесия в биосфере и существования самого человечества. Необходимо обеспечить "коэволюцию" человека и природы, то есть такое состояние мира, когда развитие человека не мешает, а даже помогает развитию природного мира. Осуществляется переход от природы - "полезной вещи, потребительской стоимости", объекта к природе-ко-субъекту правовых и этических отношений. Эта смена мировоззрения и ценностей явилась вынужденной мерой в ответ на экологический кризис. То, что человечество своевременно и заблаговременно не осознало и не оценило внешних и внутренних пределов, явилось грубейшим просчетом в его культурной эволюции - отмечает А. Печчеи. Пока что основным двигателем всех перемен остается прежнее отношение к природе, которое измеряется лишь той пользой, которую она может принести человечеству. Если уничтожать леса или истреблять животных - это может повредить человеку, изменить необратимо среду его обитания, сделать ее непригодной для жизни. При таком отношении, очевидно, более действенно изменение законодательства, чем призывы к изменению морали. Поэтому сейчас активно обсуждается вопрос о более детальной разработке экологического права, системы экологических налогов и санкций. "Экологическая функция права направлена на обеспечение оптимального сочетания экологических интересов с экономическими интересами общественного развития"[78]. Традиционно у нас превалирует экономическая сфера. Кроме того, в законодательстве разрабатываются даже права животных, например, в Швеции. В. Хесле предлагает создать такую экономическую и правовую систему, в которой было бы просто невыгодно загрязнять и разрушать окружающую среду. Все это, безусловно, необходимые меры. Хотя, как верно заметил А.А. Горелов, "юридические законы важны, но гарантии их исполнения также отсутствуют, особенно в экологической сфере, в которой не усмотришь за действиями каждого человека"[79].

Многие мыслители понимают, что человек не может не иметь некого этического отношения к тому, с чем он сталкивается. Он может делать нечто объектом своих этических обязанностей или не делать - это тоже этика. С.Н. Булгаков в своем очерке "Основные проблемы теории прогресса" пишет об этом так: "не существует ничего нравственно безразличного там, где только действует человеческая воля, и это относится не только к поступкам, но и к человеческим установлениям (прежде всего праву), которые ведь представляют собой только вошедшие в правило повторение известного ряда поступков... Все есть добро или зло"[80]. Не признавать природу в качестве объекта нашего этического отношения - такова этика современной цивилизации. Причем таково отношение не только к "неживой" природе, но и к живой - растениям, животным... Как пишет Ф.И. Гиренок, "Мы избавлены от ложных проблем в своей жизни и нам не нужно прежде, чем убить медведя, вступать с ним в разговор, сочинять похвалу его достоинствам, просить согласия на убийство и т. д. Нас интересует шкура, а не выяснение вопроса о том, что за душа находится под этой шкурой"[81]. "Все это свидетельствует о том, что существование современного человека основывается на таком отношении человека к природе, когда самоценность природы становится избыточной величиной... Природа как ценность ничего не дает для технологии господства общества над природой"[82]. В связи же с экологическим кризисом внимание таких мыслителей привлек вопрос об обстоятельствах, предшествовавших его возникновению. И многие увидели не последнюю его причину в этом этическом отношении к природной сфере (вернее, его отсутствии). Возможно, эта неполнота в этическом кодексе современного общества мешала целостной реализации гуманистических ценностей, этики любви к ближнему. Этика, допускающая насилие над природой, не видящая ее самоценности, позволяющая человеку считать себя вправе решать судьбу всего живого, влияет, в конце концов, на отношения между людьми, человек не видит самоценности другого человека. Как писал А. Швейцер: "Если ограничить область этического отношением человека к человеку, то все попытки прийти к основному принципу нравственного с абсолютно обязательным содержанием заранее обречены на неудачу. Абсолютность предполагает универсальность. Если действительно существует основной принцип нравственного, то он не может не касаться отношения человека к жизни, как таковой, во всех ее проявлениях"[83]. Если зрелище смерти и страдания представителей живого мира не трогает сердце человека, кажется ему обычным, то как он будет сочувствовать другому человеку? А наше общество существует лишь за счет постоянного грубейшего насилия над природой. Х. Сколимовски, по-моему, очень верно замечает: "Необходимо осознать, что любая попытка гуманизировать современную систему, внедряя в нее в большей степени, чем прежде, человеческие ценности, обречена на провал, поскольку система способна проявить по отношению к таким косметическим операциям совершенно исключительную стойкость"[84]. Может быть потому, что если "гуманизировать современную систему", то придется совсем отказаться от нее. По мнению Швейцера, беда западной цивилизации в том, что она пыталась удовлетвориться культурой, оторванной от этики.

Сегодня многими активно разрабатывается так называемая "экологическая этика", А. Швейцер является наиболее ярким ее представителем. Новый, экологический гуманизм в различных концепциях, его разрабатывающих, имеет как ряд общих черт, так и ряд различий. Программы различаются по своей радикальности, по проектам конечных результатов изменения структуры современного общества, а также по своим ценностным шкалам, по отношению к технике и цивилизации… Общие принципы, признаваемые всеми: во-первых, нужно стремиться достичь гармонии с природой (хотя все под этим понимают разное), не применять по отношению к ней насилия, кроме жизненно необходимого (опять-таки, по этому поводу идут споры), охранять ее, сохранять разнообразие ее видов, во-вторых, признавать самоценность всего живого (и равноценность в ряде концепций), из чего вытекает "золотое правило экологии", или экологический императив: "относись ко всей природе так, как хочешь, чтобы относились к тебе"; в-третьих, в отношении человека: идеалом должно стать самоограничение вместо потребительства, личная ответственность за мир, стремление к нравственному совершенству и духовному здоровью. К этому также подразумевается добавить активность в общественной жизни, стремление к достижению социальной справедливости, ибо отсутствие социальной справедливости в немалой мере ответственно за неблагополучие в экологической сфере.

О спорах по поводу формы, в которой возможна гармония с природой, можно сказать, что выше мы показали, насколько она проблематична при наличии современной техники. К этому можно добавить, что само понятие "гармонии с природой", а также "коэволюции" весьма расплывчато и неопределенно. Как мы уже выше упоминали, христианское учение о грехопадении дает основание придерживающимся его считать эту гармонию возможной только в случае здорового духовного состояния человека (то есть, в раю или когда человек достигает святости). Это, на мой взгляд, наиболее четкое понимание по сравнению с другими точками зрения, которые не могут похвастаться хоть сколь-нибудь ясным определением этой "гармонии". Например, что понимается под "коэволюцией"? Даже Н.Н. Моисеев, который считает это понятие одним из самых важных (он расшифровывает ноосферу В.И. Вернадского как коэволюцию человека и природы), и то не может его раскрыть: "Впрочем само понятие коэволюции еще требует расшифровки. Сегодня мы еще очень далеки от понимания его смысла, как философского, так и естественнонаучного, и от того, что будет означать реализация принципов коэволюции для общества"[85]. Легче определить, в чем выражается несогласие, дисгармония в отношениях человечества и природы. Хотя, например, то, что христианскому мыслителю представляется как несогласие, эволюционисту кажется идеалом согласия. Так что даже тут мы также обречены на споры.

Дискуссии идут и по поводу меры неизбежного насилия над природой. Эта мера зависит от ценностных приоритетов: в западной культуре, во многом благодаря христианству, на вершине "лестницы существ" (природных, имеется в виду) стоит человек. "Человеческая жизнь, понятное дело, ценнее любого животного", - пишет В. Хесле[86]. Но для восточной культуры это вовсе не "понятное дело". Там человек не занимает такого центрального привилегированного места во вселенной; во многих восточных религиях распространен принцип "ахимсы" - непричинение вреда всем существам, так как они одинаково обладают самоценностью, а даосистский принцип "у вэй" - отсутствие вмешательства - распространяется и на "неживую" природу. У западной и восточной точек зрения есть свои религиозные и социальные корни. В западной культуре эти представления людей о наделении той или иной категории существ и явлений ценностью менялись в ходе истории. А. Швейцер пишет: "Когда-то считалось глупостью думать, что цветные люди являются действительно людьми и что с ними следует обращаться как со всеми людьми. Теперь эта глупость стала истиной. Сегодня кажется не совсем нормальным признавать в качестве требования разумной этики внимательное отношение ко всему живому вплоть до низших форм проявления жизни. Но когда-нибудь будут удивляться, что людям потребовалось так много времени, чтобы признать несовместимым с этикой бессмысленное причинение вреда жизни"[87]. В западной культуре человек венчает иерархию существ. Приводятся биологические основания, доказывающие что, например, животное стоит выше растения, а значит оно ценнее его в сознании людей, растение, в свою очередь, ценнее бактерии и т. д., не говоря уж о "неживой природе". Ценность отождествляется со сложностью. Представителями "более низкой ступени эволюции" привыкли пренебрегать. Вообще, наличие иерархии мешает одинаково гуманному отношению ко всему сущему. Не потому ли сложность существ делает их более ценными для человека, что в животном мы видим более близкие к человеческим черты строения и поведения, а далекие и непонятные растения, например, мы не можем помыслить в качестве объекта этических обязанностей. Получается, человек считает себя вправе решать вопрос о ценности остальных обитателей планеты и о самой планете, и распоряжаться ими, руководствуясь тем, что они - это не мы, и чем дальше они от нас по "эволюционной", допустим, лестнице, тем наши нужды выше всех их нужд, а потому можно оправдать всякое насилие над миром. Ведь всегда было ясно, что не следует убивать без нужды, а также разорять природные богатства, но это не останавливало человека, потому что всегда можно найти веский аргумент, оправдание, почему этим правилом в данный момент можно пренебречь. Даже "абсолютная" этика А. Швейцера в ее практическом применении сводится опять же к тому, что человек не должен наносить вред любым формам жизни бессмысленно, но в меру необходимости (которую каждый раз определяет для себя сам) он может это делать. Оговорка о мере необходимости позволяет вести прежний образ жизни, считая его необходимым. Так, начав с удовлетворения элементарных потребностей, человечество создало "вторую природу", основанную на насилии и преобразовании мира, а потом и сознательную идеологию, утверждающую в этом своеобразие человека. Еще пример: поскольку наша планета уже в значительной степени освоена человеком, необратимо преобразована и многое в ней уже является артефактом, везде в окружающем мире встречаются искусственные элементы, а ликвидировать это и восстановить "первозданную природу" человечество не в силах, то многие смирились с этим и считают, что "нет дороги назад", наша судьба - техногенная цивилизация, что необходимо дальше идти по пути технического развития, преобразовывая природу, лишь учитывая ко всему прочему экологические параметры. Вот такое получается у нас "жизненно необходимое" насилие, в результате, новое общество почти ничем не будет отличаться от сегодняшнего. Все сказанное выше относится и к вопросу о "золотом правиле экологии"; ведь мера неизбежного насилия является исключением как раз из этого правила. Дискуссии на эту тему продолжаются.

Ввиду тенденций к сохранению существующего ныне порядка без принципиальных изменений, возникает вопрос, к чему же тогда все разговоры о "новом отношении" к природе, если его реализация состоит лишь в уменьшении степени ее эксплуатации, а все провозглашенные принципы реализованы быть не могут?

Я хочу, в связи со всем вышесказанным, представить точку зрения и образ жизни малоизвестного неординарного русского мыслителя и практика Порфирия Корнеевича Иванова. Он без всякой связи с экологическими проблемами техногенной цивилизации выработал в себе совершенно оригинальное отношение к природе, в котором основные положения "экологической этики" воплощаются на практике. Определяющую роль в этом сыграла его биография. Подробно ее освещать в данной работе я не имею возможности. Поэтому коснусь лишь главного, сути. Он жил в одной из украинских деревень, образование у него было три класса церковно-приходской школы. Всю сознательную жизнь он искал ответ на вопрос: почему люди болеют и умирают, а жизнь полна несправедливости? Он его нашел в пятидесятилетней практике сближения с природой. (В результате он большую часть времени проводил на природе раздетым и без обуви (он ходил в одних шортах круглый год), в том числе в 46-градусный мороз по несколько дней находился в степи, длительно не принимая пищи и воды. Таким образом он вылечил у себя рак и вообще не болел больше в течении всей жизни, при этом он получил возможность лечить людей полученными в природе силами от самых разных недугов). Зачем он все это делал, станет ясно из дальнейшего изложения его взглядов. Современное состояние человека и общества, а также и природы он считал глубоко патологичным, в чем видел вину исключительно самого человека и его образа жизни. Наш образ жизни и отношение к природе ведут человечество и каждого отдельного человека к тупику, к самоуничтожению, поэтому основной целью Иванов считал "изменить поток сознания людей" и, соответственно, стратегию их существования. По его мнению и практическому выводу мы страдаем оттого, что не любим природу (она для него была живой личностью) и боимся ее. Мы прячемся от нее и переделываем ее так, чтобы взять от нее только "хорошее и теплое", то есть нам нужны комфортные условия, а от "холодного и плохого" отказываемся. По моему мнению, Иванов конкретизировал понятие любви к природе, доведя его до логического конца. Любить - это не значит любоваться из окна своего дома великолепным пейзажем или сажать деревья по выходным. Ведь в целом мы продолжаем относиться к природе как к враждебной силе. Любить ее, по Иванову, значит быть в ней без искусственной защиты, принимая все ее условия, причем не только "умом", но и непосредственно своим телом. Ведь и другого человека если мы любим, то любим его всегда, а не только тогда, когда он к нам благосклонен. На практике это отказ от одежды и дома, от различных противоприродных установок в мышлении, от страха и недоверия. - Это первое. А второе - это необходимость постепенного отказа от того, что в нашей деятельности наносит природе вред. В том числе на практике он стремился обходиться совсем без пищи и воды (он считал потребность в таком питании приобретенной, а не неотъемлемой чертой человеческого естества), потому что все живое имеет право на жизнь не меньшее, чем человек. Все живое имеет свое предназначение помимо того, чтобы быть употребленным в пищу. По мнению Иванова, по его практическому выводу, постепенно увеличивая время отказа от питания, можно прийти к тому, чтобы когда-нибудь отказаться от него совсем. Тогда и сам человек изменится (физически, морально, психически, духовно), и природа изменится, в том числе в своем отношении к человеку. Это и будет настоящая "преобразовательная деятельность", которая отличает человека от других живых существ ввиду того, что у него есть сознание, с помощью которого он сможет подняться над стихийным потоком жизни и изменить его направление, не рискуя в то же время грубо нарушить что-либо в природе. Но откуда следует утверждение, что человек изменится не только физически? - Это также стало ясно Иванову из практики. Дело в том, что, как оказалось, человек не может находиться в природе без всякой защиты и, тем более, без пищи, если в нем сохраняются какие-либо нравственные пороки, нехорошие чувства, мысли, эмоции - в таком случае он получает физический вред от того же мороза или, скажем, дождя и т. п., может сильно заболеть. То есть природа диктует человеку определенную нравственную позицию, а также, несомненно, позицию духовную. Если человек болен духом, то у него также ничего, как правило, не получается. Кстати, может быть гуманистические идеалы так трудно реализуемы, если вообще реализуемы, в немалой степени оттого, что человек так негуманно относится к природе? Как человек, будучи паразитом на теле природы, "разбойником и убийцей", как говорил Иванов, может выработать в себе какую-то нравственную чистоту, какую-то абстрактную духовность, если его способ существования в корне своем безнравствен и бездуховен в отношении к природе?

Всему этому часто возражают, что в природе все устроено не так. Под природными законами понимают законы дикой природы, животного мира, а они весьма жестоки. В природе царит естественный отбор, выживают "сильные за счет безсильных", никакой любви друг к другу между живыми существами не наблюдается, все живут в норах, прячась от холода, все питаются другими живыми существами. Но, по Иванову, это - то, от чего нужно уйти, то, что нужно преодолеть. Люди неправильно понимают, что такое природные законы, они не знают этих законов. Им не приходит в голову, что жизнь живого мира и человека в форме борьбы за существование - это не исполнение, а нарушение природных законов. Его результат - болезни, "несчастные случаи", смерть, "бессмысленность и несправедливость" жизни. (А. Швейцер, оправдывая кажущуюся "противоестественность" своей этики благоговения перед всякой жизнью, писал: "во мне... воля к жизни приобрела знание о другой воле к жизни... Я свободен от того незнания, в котором пребывает мир. Я избавлен от мира"[88].). По словам Иванова, "смерти как таковой в природе нету. Смерть есть человек, вооруженный природою в природе", - то есть вооруженный техникой и использующий свои природные способности для того, чтобы ее переделать, для защиты от нее. Когда человек начал противопоставлять одну сторону природы (хорошую) другой (плохой) и стал потребителем природы и в деле и в сознании, тогда он стал зависимым от нее и смертным. Зависимым, потому что он стал зависеть от наличия защиты от природных стихий и от предметов потребления, а природа из помощника превратилась во врага. А поскольку, по Иванову, "все в природе творится через человека", то и природная жизнь стала отражением человеческого поведения, человеческого состояния, исказилась. Отношения человека с природой определяют весь природный строй.

Так что получается, что и первобытные времена нельзя идеализировать в плане отношений с природой. Несмотря на распространенную трактовку лозунга "Назад в природу!" как возвращения в пещеру, Иванов считал, что жизнь в пещере принципиально не отличается от жизни в современном доме. И там, и там люди прячутся от природы, а значит не любят ее. Вообще все стадии развития человечества - первобытное существование, деревенская жизнь, городская... - все они не находятся в гармонии с природой. Да и экологические кризисы, кстати, еще тогда давали о себе знать, хотя и были они региональными, а не глобальными, как сейчас. Но тогда человечество могло себе позволить вместо решения проблемы просто уйти на новые земли. Например, в далекие первобытные времена человек приносил как поправимый со временем, так и непоправимый ущерб природе: пожары, обеднение популяций съедобных животных и растений... По мнению многих ученых, в конце древнего палеолита в результате истребления крупных животных человечество было под угрозой гибели, - пришлось перейти к скотоводству и земледелию, но численность человечества все же сильно сократилась. Позже человечество вывело из-под контроля природы определенные виды животных (скотоводство) и злаков (земледелие), в результате чего, например, была серьезно повреждена растительность Средиземноморья... "Вместе с монокультурой, искусственным биоценозом появились тучи саранчи и мышей, пустыни и полупустыни"[89]. Л. Мемфорд в статье "Техника и природа человека" описывает так называемые "мегамашины" - общества с жесткой иерархией во главе с абсолютным монархом, существовавшие еще около пяти тысяч лет назад: "Саркастически символичны были конечные продукты Мегамашины в Египте - могилы, кладбища и мумии, а в то время как позднее, в Ассирии и в других местах главным свидетельством их дегуманизированной эффективности было (что опять-таки типично) пустынное пространство разрушенных городов и отравленных почв"[90]. "Вообще накапливается все больше данных о том, что древнейшие цивилизации гибли не только от нашествия завоевателей, но и от собственных экологических трудностей, с которыми не могли справиться"[91]. - И это при том, что древние культы были обожествлением сил природы, отношение к ней не было таким пренебрежительным, как сейчас. Может быть, дело в том, что на практике она и тогда, как сегодня, была врагом. Как пишут авторы сборника "Человек-техника-природа": "Провозгласить лозунг "Назад к природе!"- еще не значит по-новому отнестись к ней"[92].

Новое же отношение к ней - это, по Иванову, отношение независимого человека, то есть такого, который принимает любые природные условия, не прячась, и не нуждается в доме, одежде и пище. Богат тот, кто ни в чем не нуждается. Это практическое любовное отношение к природе, как мы уже упоминали выше, преобразит и всю природу, и самого человека. По Иванову, даже смерти тогда не будет в мире.

Относиться к учению П.К. Иванова (оно изложено здесь неполно) можно по-разному. Но, как бы мы не относились к нему, в связи с современной экологической ситуацией мы должны рассмотреть все имеющиеся точки зрения на отношения человека с природой.

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

Современная экологическая ситуация сыграла роль толчка к более серьезному, чем ранее, осмыслению наших отношений с природой, места человечества на Земле. Наконец были серьезно осмыслены наука с ее предпосылками, техника (от первых древних орудий труда до современной технической мощи). Человечество осознало свою общность, свое планетарное единство. Переосмысляются этические системы прошлого через призму современной ситуации. Экологический кризис - лишь один из симптомов кризиса всей западной культуры. Глобальные проблемы человечества обнаружили значительные изъяны в мироощущении и социальном устройстве западного мира. Оказалось, что авторитет науки в формировании человеческого мировоззрения сильно гипертрофирован, что рациональность, пронизавшая все сферы человеческой жизни, приводит к взрыву иррациональности. ХХ век потрясли две мировые войны, гонка вооружений, а также многие менее масштабные, но не менее ужасные локальные войны. И это при том, что современный человек считал подобное делом прошлого. Социальная справедливость в сегодняшнем демократическом обществе оказалась лишь видимостью, в мире обнаружилось вопиющее неравенство; в то время, как крупные богатые державы производят огромное количество предметов роскоши, моды в ряде "отсталых" стран не хватает предметов первой необходимости, а также пищи. Все эти проблемы, в том числе экологические, обнаружили, что развитие гуманитарных наук и общепринятость гуманистических ценностей еще не гарантируют реализации их принципов в социальной действительности, общество оказалось не так хорошо и легко управляемо, как это казалось ранее. Экологические проблемы также навели на мысль, что техника - не только послушный инструмент в человеческих руках, но она еще и порождает множество нежелательных побочных эффектов, детерминирует в какой-то мере общественное устройство, отношения между людьми, самого человека, а также его отношение к природе; что она бывает неуправляема, что предвидящие способности науки и сам современный человек просто не готовы к тому, чтобы справиться с этой ситуацией, обусловленной мощностью нашей техники. Вообще, можно сказать, что поскольку человек вряд ли станет совершенным существом, обладающим всеведением, а наука никогда не сможет охватить все стороны действительности, то мы никогда не сможем предвидеть все возможные последствия технической деятельности. Поэтому какие бы мы не изобрели "новые технологии", мы не гарантированы от очередных непредвиденных кризисов. Слишком долго мы меняли природу совершенно необдуманно, за ближайшей выгодой не замечая отдаленных негативных, разрушительных последствий, поэтому сегодня нам очень трудно себе представить, сможем ли мы (и в какой степени) ликвидировать урон, нанесенный нашей планете. Но, мало того, - мы знаем о экологических проблемах и об опасности, заключенной в них, уже по меньшей мере полвека, но с тех пор, как они были осознаны и общество забило тревогу, ничего практически не изменилось, экологическая обстановка продолжает ухудшаться. Может быть, потому, что человечество осталось при своих прежних идеалах - высокий уровень жизни, бесконечное потребление, пренебрежение жизнью других существ во имя своих нужд, зачастую далеко не необходимых. Также политические и экономические интересы определенных слоев общества часто препятствуют проведению экологических мер. Поэтому многие мыслители пришли к выводу, что первое минимальное и в то же время главное условие преодоления экологического кризиса - новое отношение человека к природе, как можно более радикальное в распространении на область природного этической проблематики. (А поскольку подлинно этическое отношение может быть только к живому, то представление о природе как о механизме, машине не приемлемо. В результате сейчас подвергаются критике установки науки Нового времени и разрабатываются проекты "нового рационализма", новые концепции природы.) Под влиянием экологических трудностей в ХХ веке появилась тенденция распространить этическую ответственность, включить в этическое пространство кроме человека, также и природу, будущие поколения, еще не рожденных детей... "В эпоху глобального переплетения различных форм и путей воздействия на большие расстояния этики любви к ближнему уже недостаточно"[93]. К категорическому императиву И. Канта добавляется "экологический императив". Этика современного человечества прошла через длительную эволюцию, множество испытаний, которые дополняли этическую проблематику новыми вопросами, сделали ее еще более широкой и более полной. Но, что еще важно, "новое отношение", чтобы быть действенным, должно стать не только отношением, но и делом. С этой точки зрения показателен эксперимент П.К. Иванова, для которого был характерен максимализм в любви к природе. Просто поменять отношение к природе невозможно, так как оно обусловлено повседневной практикой, культурой, даже социальным устройством. Поэтому начинать нужно с дела, с практического отношения к миру и (обязательно) к другому человеку. По Иванову, если мы провозглашаем новое отношение к природе, оно должно быть не лицемерным. Его должна подтверждать повседневная практика.

Если попытаться сформулировать "экологический императив", исходя из положений, которых придерживался Порфирий Корнеевич, то он будет звучать примерно так: "экологический императив" - это требование, исходящее от самой действительности, принять эту действительность во внимание как ценную саму по себе и для нас, как ко-субъекта в нашей жизни и прекратить по отношению к ней всякую деятельность, которая в отношении к человеку считается этически запрещенной (убийство, насилие, воровство...). - Это крайняя позиция, которая подразумевает реализацию в действительности идеи любви и уважения к природе; другая, противоположная крайняя позиция - такая же универсальная этика вражды с природой, этика "воли к власти". В действительности же имеет место эквилибристика между этими двумя позициями, причем с большим перевесом в сторону второй точки зрения, это и привело к экологическому кризису. Преодолеть его можно лишь всеобщими усилиями, применяя множество различных мер, но без реализации принципиально нового отношения к природе на личном уровне нет гарантии, что наш исторический путь не придет снова к аналогичной кризисной ситуации. "Нам нужно обратиться к вещам фундаментальным, ибо, если мы ограничимся неглубокими и недальновидными решениями, мы будем получать лишь новые и новые ответные удары природы со все более усугубляющимися последствиями, которые сведут на нет успешность таких решений"[94]. Если же эта крайняя позиция не реализуема, то воплощения в действительности нелицемерной, настоящей любви к природе добиться в нашем мире нельзя, и наша судьба - все та же эквилибристика.

_______________________________________________________________________________________

[1] Ф.И. Гиренок. Экология. Цивилизация. Ноосфера. М., 1987. с. 11

[2] Н.Н. Моисеев. Историческое развитие и экологическое образование. М., 1995. с. 4

[3] Ф.И. Гиренок. Экология. Цивилизация. Ноосфера. с. 58

[4] Ф.И. Гиренок. Ускользающее бытие. М., 1994. с. 18

[5] Краткая философская энциклопедия. М., 1994. с. 535

[6] Н.Н. Моисеев. Восхождение к Разуму. М., 1993. с. 120

[7] Ф.И. Гиренок. Ускользающее бытие. М., 1994. с. 7

[8] В. Хесле. Философия и экология. М., 1993. с. 6

[9] Новая технократическая волна на Западе. М., 1986. с. 66

[10] Ф.И. Гиренок. Экология. Цивилизация. Ноосфера. М., 1987. с. 28

[11] Философия природы: коэволюционная стратегия. М., 1995. с. 214

[12] Ф.И. Гиренок. Ускользающее бытие. М., 1994. с. 7-8

[13] там же, с. 8

[14] Православие и экология. М., 1999. с. 106

[15] Ф.И. Гиренок. Экология. Цивилизация. Ноосфера. М., 1987. с. 4

[16] А. Печчеи. Человеческие качества. М., 1985. с. 296

[17] А.А. Горелов. Социальная экология. М., 1998. с. 90

[18] там же, с. 92

[19] Н.Н. Моисеев. Алгоритмы развития. М., 1987. с. 252

[20] А.А. Горелов. Социальная экология. М., 1998. с. 108

[21] Православие и экология. М., 1999. с. 119

[22] там же, с. 120

[23] А.А. Горелов. Социальная экология. М., 1998. с. 11

[24] там же, с. 118

[25] С. Гроф. За пределами мозга. Рождение, смерть и трансценденция в психотерапии. М., 1992. с. 24

[26] там же, с. 16

[27] Новая технократическая волна на Западе. М., 1986. с. 75

[28] В. Хесле. Философия и экология. М., 1993. с. 55

[29] Ф.И. Гиренок. Экология. Цивилизация. Ноосфера. М., 1987. с. 22

[30] Православие и экология. М., 1999. с. 298

[31] там же, с. 306

[32] ж. Вопросы философии. 1995. №3. c. 54

[33] Православие и экология. М., 1999. с. 99

[34] там же, с. 101

[35] там же, с. 254

[36] А.А. Горелов. Социальная экология. М., 1998. с. 154

[37] там же, с. 156-157

[38] там же, с. 86

[39] Н.Н. Моисеев. Восхождение к Разуму. М., 1993. с. 14

[40] там же, с. 11

[41] Традиционная и современная технология. М., 1999. с. 35

[42] А. Печчеи. Человеческие качества. М., 1985. с. 117

[43] там же, с. 72

[44] там же, с. 214

[45] Традиционная и современная технология. М., 1999. с. 82

[46] см. Платонов Г.В. Проблема периодизации истории взаимоотношений общества и природы.// Проблемы взаимодействия человека и биосферы. М., 1989

[47] Философия техники в ФРГ. М., 1989. с. 219

[48] Традиционная и современная технология. М., 1999. c. 6

[49] там же

[50] Новая технократическая волна на Западе. М., 1986. с. 140

[51] там же, с. 143

[52] там же, с. 145

[53] М. Хайдеггер. Время и бытие. М., 1993. с. 253

[54] Традиционная и современная технология. М., 1999. с. 12

[55] Философия М. Хайдеггера и современность. М., 1991. с. 148

[56] см. Традиционная и современная технология. М., 1999. с. 15

[57] Философия техники в ФРГ. М., 1989. с. 385

[58] А.А. Горелов. Социальная экология. М., 1998. с. 103

[59] там же, с. 102-103

[60] там же, с. 109

[61] см. ж. Вопросы философии. 1995. №3

[62] там же, с. 55

[63] С. Гроф. За пределами мозга. Рождение, смерть и трансценденция в психотерапии. М., 1992. с. 15

[64] там же, с. 16

[65] Философия техники в ФРГ. М., 1989. с. 62

[66] Философия природы: коэволюционная стратегия. М., 1995. с. 288

[67] С. Гроф. За пределами мозга. Рождение, смерть и трансценденция в психотерапии. М., 1992. с. 17

[68] там же

[69] Ф.И. Гиренок. Экология. Цивилизация. Ноосфера. М., 1987. с. 9

[70] Новая технократическая волна на Западе. М.,1986.с.78

[71] там же, с. 60

[72] Ф.И. Гиренок. Экология. Цивилизация. Ноосфера. М., 1987. с. 10

[73] там же, с. 22

[74] там же, с. 120

[75] Философия техники в ФРГ. М., 1989. с. 470

[76] там же, с. 217

[77] там же, с. 384

[78] Проблемы взаимодействия человека и биосферы. М., 1989. с. 189

[79] А.А. Горелов. Социальная экология. М., 1998. с. 171

[80] С.Н. Булгаков. Философия хозяйства. М., 1990. с. 298-299

[81] Ф.И. Гиренок. Ускользающее бытие. М., 1993. с. 40

[82] там же, с. 14

[83] А. Швейцер. Культура и этика. М., 1973. с. 192

[84] Новая технократическая волна на Западе. М., 1986. с. 246

[85] Н.Н. Моисеев. Восхождение к Разуму. М., 1993. с.24

[86] В. Хесле. Философия и экология. М., 1993. с. 81

[87] А. Швейцер. Культура и этика. М., 1973. с. 308

[88] А. Швейцер. Культура и этика. М., 1973. с. 309-310

[89] Ф.И. Гиренок. Экология. Цивилизация. Ноосфера. М., 1987. с. 11

[90] Новая технократическая волна на Западе. М., 1986. с. 234

[91] А.А. Горелов. Социальная экология. М., 1998. с. 76-77

[92] Человек-техника-природа. Киев, 1990. с. 156

[93] Философия техники в ФРГ. М., 1989. с. 378

[94] А.А. Горелов. Социальная экология. М., 1998. с. 142